Архимандрит Иерофей (Влахос)

Я вышел и сел на камень. Наступила полная темнота. Шум моря слышался издалека. Вся сладость вечности охватила мою мятущуюся душу. Бесконечный покой. Я явно чувствовал присутствие Богочеловека, Который знает, чем наполнить пустынное место и как бы остановившееся время. Такие моменты я лишь дважды переживал в своей жизни. Первый раз, когда малым дитятей, находясь на руках своего крестного отца (восприемника), я слушал оглашение и устами его изгнал диавола, чтобы сподобиться войти во святую купель и стать достойным членом Тела Христова. Второй раз - в этот вечер, здесь, в удаленном месте Святой Горы, когда святыми и благословенными устами старца я принял оглашение, чтобы сподобиться войти во вторую купель покаяния и встречи с Богом. С тем лишь единственным различием, что первый раз я не понимал многого (почти ничего), ныне же едва ли не полностью отдаю себе отчет в каждом движении к Богу... В этот вечер Бог послал мне свою манну и в лице святого пустынника напитал меня.

Пророк Исаия говорит: "Блажен, кто имеет в Сионе семя и родных в Иерусалиме". Это весьма глубоко истолковывает афонский монах, игумен монастыря Ставроникита: "Все мы можем сказать, что являемся блаженными, ибо имеем в Сионе Православия - на Святой Горе - семя - святых подвижников и в горнем Иерусалиме таких родных. Они живут для нас, представляя собой свет и надежду в настоящей и будущей нашей жизни".

Я хотел попробовать осуществить на практике то, о чем говорил мне старец-подвижник, который в ходе беседы поистине явился для меня "тайноводцем более, нежели законоучителем" (авва Пимен). Я склонил голову, спрятав ее между коленей (как делал пророк Илия на горе Кармил), и начал возгревать сердце с тем, чтобы потом приступить к Иисусовой молитве.

Ночные часы животворны для монахов, которые являются "мастерскими непрекращающейся молитвы, приятный научный труд которых - памятование об Иисусе в сердце". Ночь благоприятно воздействует на равноангельскую жизнь иноков, и поэтому ей отдают предпочтение в умном делании и молитве. Монахи упраздняют ночь, ибо монашеская жизнь упраздняет все. Она упраздняет смерть, т.к. в браке передается жизнь, но одновременно передается и смерть. Рождается новое существо, которому предстоит умереть. Девственная же жизнь кладет конец смерти - тирану человека. В монахе начинается вечность - действительная жизнь; он живет эсхатологической действительностью, ангельским образом жизни. Господь сказал: "Чада века сего женятся и выходят замуж, а сподобившиеся достигнуть того века и Воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят" (Лк. 20:34-35). Монах принадлежит другому веку. Настоящая жизнь становится вечностью, временной вневременностью! "Девство, хотя и ходит по земле, причастно Небесному" (святой Мефодий Олимпийский). Поэтому можно утверждать, что девственная жизнь есть упразднение ночи. Ночь становится днем при эсхатологическом и ангельском образе жизни. Если, по Апокалипсису, "ночи не будет там", то и здесь для тех, кто является ангелами во плоти, не должна существовать ночь. Агнец, Солнце, Христос просвещает все!

Как утверждают святые отцы, "ночь полезна всем": и делателям, и созерцателям. Делатели - это монахи, находящиеся на первом этапе монашеской жизни, которым необходимо бороться со своими страстями, чтобы преобразиться в божественной любви. Они - "скотоводы", ибо стараются обуздать "скотов" - испорченные состояния души. Монахи-созерцатели - те, кто прошел этот этап, освободился от рабства египетского (от страстей) и достиг пустыни бесстрастия. Это - "пастыри", которые заботятся об овцах (о чистоте ума и чистоте сердца) на вершинах богозрения. Отцы говорят, что для обеих категорий монахов ночь необходима и полезна. Делатели вспоминают о грехах, совершенных в течение дня, о "смущении падений". С помощью Животворящей благодати они обретают "в истине и не мечтательно некое состояние души и тела" и начинают затем вопить: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя". Они не оставляют в пещерах подсознания свои преступные мысли, постыдные желания и греховные дела, но силой благодати входят в эти пещеры и изгоняют все, от чего отвратились, и, таким образом, исцеляются, очищают сердце и ум не только от сложных, но и от простых помыслов. Созерцатели по-иному проводят ночные часы. Очищенные от противоестественных состояний, они в основном славят Триединого Святого Бога. Их ум - в безмолвии. Они направляют мысль и сердце к вершинам созерцания. При наступлении сумерек они помышляют о дне творения, когда "земля была безвидна и пуста и тьма - над бездной". Едва появляются звезды, они вспоминают об их создании и, подобно Ангелам, которые тотчас прославили тогда Бога, поют хвалу ныне Богу о всем творении. В то время как другие спят и словно не существуют, они бодрствуют наедине с Богом и славословят Его, как Адам до грехопадения. При появлении грома и молний они помышляют о Дне Страшного Суда. В крике птиц они слышат голос труб, призывающих мертвых восстать из гробов. Утренняя заря и рассвет напоминают им явление Честного и Животворящего Креста, знамения Сына Человеческого. Сияние солнца напоминает им о приходе во славе Солнца Правды, Христа. Поднимающиеся тогда для прославления Христа - это святые, которые "восхищаются на облаках для встречи с Господом на воздухе", нерадящие же о том, чтобы при восходе солнца славословить Бога, и спящие - это подлежащие будущему осуждению грешники...

Таким образом я старался жить в ту ночь. Такими мыслями пытался согреть свое грешное и холодное сердце. Возгревая его, я молился примерно так, как блаженный Августин: "Ты - дивный лук и острый нож, силой Своей пробивающий жесткий панцирь человеческого сердца, пронзи мое сердце копьем стремления к Тебе, чтобы говорила Тебе душа моя: "Насыщаюсь Твоей любовью, и от этой раны любви к Тебе денно и нощно льются обильные слезы. Утиши, Господи, и укроти зачерствевшую душу мою острейшим лезвием Своей любви, войди вглубь ее могучей силой Своей, дай главе моей воду неиссякающую, глазам моим вечнотекущие потоки слез, чтобы я, охваченный безмерной любовью и стремлением видеть Твой прекраснейший лик, всегда рыдал, не принимая никакого обольщения во время настоящего жития, и сподобился созерцать в Небесном Чертоге возлюбленнейшего и прекраснейшего Жениха - Господа и Бога моего... Отверзи уста души, жаждущей Тебя, к вышним потокам Твоего неиссякаемого насыщения, привлекая к Себе - живому источнику. Боже мой, жизнь моя, чтобы от него, насколько возможно, пить мне и жить во веки. О, Источник Жизни, наполни разум мой потоком наслаждения Твоего, напои сердце мое трезвым восторгом любви Своей, чтобы отвлечься мне от тщетного и земного и вечно помнить лишь Тебя одного..." И затем я повторял по силе своей ту молитву, которой обучил меня подвижник. Сколько времени я находился там, не могу вспомнить. Это был момент, когда останавливаются стрелки часов. Вечность остановила время.

Давно миновала полночь. Я стал различать каливы подвижников, которые постепенно начинали освещаться. Это поднимались ночные соловьи, чтобы петь. "Источники умиротворения" - чтобы бежать и орошать жаждущую землю нашу. "Огненные башни Горы" - чтобы освещать. "Благоухающие и услаждающие крины" - чтобы облагоухать Вселенную. Вскоре из келлий зазвучали их голоса, полные слез покаяния и озарения. Они поднялись, чтобы славословить Христа и просить Его послать Свою Божественную благодать, Свою богатую милость.

"Иисусе, красото необыменная и прекраснейшая, славословлю Тя, воле силу сочетавающаго.
Иисусе, любовь превосходящая и всевожделенная, славословлю Тя, основания безконечных миров утверждающаго. Иисусе, путь, истина и живот, благодарю Тя, яко привел мя еси ко истине божественных и животворящих словес Твоих. Иисусе, крайняя цель созерцания блаженных, благодарю Тя, яко недостойную природу нашу удостоил еси столь великия славы Твоея. Иисусе, свете, превысший всех светлостей, исповедуютися, яко во мраце греха пребываю. Иисусе, последний из судящих, исповедаютися, яко николиже, яко должно, любовию Твоею уязвляюся. Иисусе, животворящая и сладчайшая теплото, согрей мя, хладнаго. Иисусе, звездообразная и пресветлая одеждо, украси меня, обнаженнаго. Иисусе, начало, и средина, и конец мой, очисти сердце мое, да Тебе предстану. Иисусе, вся Сый и выше всего Боже мой, яви мне лице Твое и спасуся. Иисусе, еже паче ума, цела соединена во мне самем обращением ума и молитвою покажи мя. Иисусе, таинство преневедомаго молчания, соделай мя превыше всякаго чувства и мысли. Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя".

Святая Гора в эти часы пылает. Диавол рыкает. Монахи действительно соединяются с Богом...