Архимандрит Иерофей (Влахос)

Я продолжал читать Иисусову молитву достаточно долго. Вспоминал знакомых, братьев, друзей, живущих в миру, и чувствовал в тот час необходимость горячо просить Бога о них. И вот меня позвали для совершения Божественной литургии в небольшую церковь каливы. Какая это была Божественная литургия! Какое величие! Я знал, что Божественная литургия представляет собой все богословие и богозрение. Я знал, что Божественная литургия - это действительно Пасха, Голгофа и Воскресение Христово. Но в ту ночь я реально пережил и почувствовал это. Я понял, что Божественная литургия - предел жизни верующего. "Сие есть жизни грань; когда ее кто достигнет, ему уже больше нигде не нужно искать счастья" (Кавасила). Да, это величайшее счастье для верующего. И я его нашел именно в ту ночь.

Лишь несколько свечей освещали в храме лики Христа, Пресвятой Богородицы и святых. Три послушника вместе со старцем словно застыли в старых стасидиях и переживали таинство. Они не просто следили за ходом службы, но сослужили мне! Их вид напоминал житийные лики святых. Вы бы сказали, что они сошли со стен и переживали Пасху. Голоса мягкие, негромкие, погруженные в скорбь. Псалмопение выходит из уязвленного божественной любовью сердца, из глубины души, насыщенной божественной любовью. Здесь ясно различается и узнается мирской человек, не живущий в подвиге и сокрушении.

Признаюсь, та Божественная литургия представляла проблему для меня. Никогда в жизни не чувствовал я такой растерянности и столь неисчерпаемой радости. Растерянности, ибо я находился среди святых. Когда я вышел на благословение со словами: "Мир всем", - я чисто по-человечески был озадачен. Ибо они имели мир, в то время как я, думаю, нуждался в умиротворении. Посылая апостольское благословение: "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и Любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами", - я хорошо сознавал, что делаю. Я послал благословение и благодать тем, кто... исполнен благодати. "Горе имеим сердца" - сказал я людям, всегда имеющим их на Небе. Единственным, для кого необходимы были эти возгласы, был я. Я особенно осознавал свою греховность при молитве: "Никтоже достоин..." С неподдельным сокрушением и непрестанными слезами я читал молитву: "Призри на мя, грешнаго и недостойнаго раба Твоего, и очисти душу и сердце мое от совести лукавыя. И сподоби мя силою Святаго Духа, облеченна благодатию священства, предстати Святей Твоей сей Трапезе и священнодействовати Святое и Пречистое Твое Тело и Честную Кровь. К Тебе бо прихожду, преклонь мою выю, и молютися: не отврати лица Своего от мене, ниже отрини мене от отрок твоих, но сподоби принесенным Тебе быти мною, грешным и недостойным рабом Твоим, даром сим".

Впрочем, я чувствовал благодать, и на душе сладко становилось от присутствия Божия. Хорошо очищенный ранее мудрым наставлением и благословением пустынника, ныне я оказался подходяшим для жительства в возвращенном Царствии...

Когда наступило время причастия, я пережил потрясающие моменты. С преображенными от аскетического подвига лицами, просвещенные созерцанием Света и жизнью в Нем, приближались монахи, чтобы принять Иисуса, приобщиться Пречистых Тайн, получить благодать от полноты благодати обоженного тела Христова. Молитва взращивает любовь; чем пламеннее любовь, тем она более приближает к Престолу любви и соединяет с Любовью. Насколько приобщаются, настолько увеличивается ревность к молитве.

"Причащается раб Божий монах... Тела и Крови Христа во оставление грехов и в Жизнь Вечную". Да, именно. Они получили Вечную Жизнь. "Сия есть Вечная Жизнь, да знают Тебя Одного Истинного Бога и посланного Тобой Иисуса Христа". Это проблема - служить литургию и преподавать Христа тем, кто стали богами по благодати. Христос здесь уже присутствует. "Бог посреди богов, обоженных сущим и по естеству Богом".

Члены человека вместе с Божественным Причащением становятся светоносными. Принимая небесную пищу, духовную манну, мы не преобразовываем ее в телесное, но "тело преобразовывается в нее". Все сияет!

После причащения исполняющий обязанность певца-псаломщика говорит по уставу Святой Горы (вслед за: "Всегда, ныне, и присно, и во веки веков") следующее: "Аминь. Аминь. Аминь. Во оставление грехов и в Жизнь Вечную. Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи, яко да воспоем славу Твою, яко сподобил еси нас причаститися Святых Твоих, Пречистых и Безсмертных Тайн. Соблюди нас во Твоей святыни, весь день поучатися правде Твоей. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя". Для этого причащаются, чтобы жить весь день со Христом и обучаться святому, желаннейшему и любимому Его имени.

После отпуста Божественной литургии один из монахов читает благодарственные молитвы. Тогда, в эти дивные моменты, прекрасно воспринимаются молитвы, составленные святыми отцами как благодарение по Святом Причащении. Вот молитва Господу нашему Иисусу Христу: "Даждь быти сим и мне... в просвещение очию сердца моего... в приложение Божественныя Твоея благодати и Твоего Царствия присвоение: да во святыне Твоей теми сохраняемь, Твою благодать поминаю всегда, и не к тому себе живу, но тебе нашему Владыце и Благодетелю". Или молитва ко Пресвятой Богородице, которую на Афоне особенно почитают: "...Рождшая истинный Свет, просвети моя умныя очи сердца; Яже источник бессмертия рождшая, оживотвори мя, умерщвленного грехом; Яже милостивого Бога любоблагоутробная Мати, помилуй мя, и даждь ми умиление, и сокрушение в сердце моем, и смирение в мыслех моих, и воззвание в пленениих помышлений моих, и сподоби мя до последнего моего издыхания, неосужденно приимати пречистых Тайн освящение... И подаждь ми слезы покаяния и исповедания, во еже пети и славити Тя во вся дни живота моего".

Эти молитвы говорят о свете и жизни. И еще о слезах покаяния.

После божественного приобщения еще более усиливается духовная жизнь. Христос необходим для продолжения аскетического подвига.

Небольшая церковь представляла в ту ночь (по крайней мере, для меня) все Православие. Таинство пришествия Христа. Лествицу Иакова. В глубине сердца слышался крик: "Страшно место сие, и несть сие, но дом Божий и сия врата Небесныя". Отсюда преподобные отцы восходят на Небо и сподобляются вечности.

Ранее Господь через святого пустынника исцелил меня и мое расслабление. Ныне же за Божественной литургией в храме я видел Бога и узнал Его, как это произошло с расслабленным. Господь излечил его в купели, и в храме узнал Его исцеленный и поклонился Ему.

В ту ночь я воскрес: "О ночь, светлейшая дня; о ночь, радостнейшая солнца; о ночь, белейшая снега; о ночь, сиятельнейшая молнии; о ночь, прогоняющая сон; о ночь, обучающая бодрствованию с Ангелами" (Астерий).

Разумеется, я считаю, что один день на Святой Горе ценнее года научных исследований. Одна ночь в отдаленной каливе ценнее университетского диплома. Краткая беседа с пустынником - ложка с витаминами, ценнейшими тех тысяч видов чепухи, которые мы поедаем в миру.

Я рассматриваю Святую Гору как кивот Православия, который не много говорит, но переживает многое. Она - граница мира и премирных. "Находясь на границе мира и премирных, Афон представляет собой источник добродетелей" (святой Григорий Палама). Он - покрытый зеленью луг православного мира. Каждый пустынник - это безмолвное противодействие духу омерщвления нашей веры, вследствие чего велико его значение для всего человечества. Здесь есть возможность покаяния и возможность жизни в Православии; вот почему он дает многое Церкви и людям, живущим в миру. Каждый пустынник - это Иона (в хорошем смысле), который собирается идти в Фарсис (в пустыню), но "морской зверь" (благодать Божия) ведет его в Ниневию, город великий (в мир), проповедовать покаяние, обращение к Богу.

"Хорошо нам здесь; сотворим три кущи". Однако для меня не нашлось там кущи (Мф. 17:4; Мк. 9:5; Лк. 9:33). Получив сокровище - Иисусову молитву, открытую мне старцем, я должен был вернуться в мир и "бомбардировать" его ее силой. Объявить по всей Греции о величайшем сокровище, которое имеет Святая Гора. Не о реликвиях прошлого, не о золотых сосудах, не о высокохудожественных рукописях, но о благодатной молитве, силой которой создано все вышесказанное.