Книга 15. По­уче­ние 29

I. Если на­зва­ние ны­неш­ня­го празд­ни­ка взять в пря­мом, бук­валь­ном смыс­ле, то это будет тор­же­ствен­ное вос­по­ми­на­ние "ти­хо­го, мир­но­го сна", в ко­то­ром Пре­свя­тая Дева окон­чи­ла Свое зем­ное по­при­ще и пе­ре­ш­ла в бла­жен­ную веч­ность. Итак уме­реть для неко­то­рых людей зна­чит толь­ко спо­кой­но за­снуть. Вот ис­тин­ное со­вер­шен­ное бес­смер­тие!

А ка­ко­ва смерть дру­гих и боль­шей части людей? Ка­ки­ми ужа­са­ми она окру­жа­ет­ся, какое зре­ли­ще пред­став­ля­ет живым?

Хо­ти­те ли вы, бра­тия мои, вме­сте со мною оста­но­вить взгляд на по­след­них ми­ну­тах че­ло­ве­ка в здеш­ней жизни? Мы видим кон­чи­ну ближ­них, мы сами умрем; а по­ни­ма­ем ли, что в час смер­ти про­ис­хо­дит в со­сто­я­нии са­ма­го уми­ра­ю­ща­го? Чем со­про­вож­да­ет­ся шаг его в веч­ность?

II. А) Вот на­сту­па­ет по­след­ний час че­ло­ве­ка в этом мире. Бо­лезнь, при­бли­зив­шая его к смер­ти, уже пре­кра­ти­лась; она по­до­рва­ла ос­но­вы те­лес­но­го ор­га­низ­ма и сде­ла­ла его уже неспо­соб­ным к даль­ней­шей де­я­тель­но­сти в на­сто­я­щем его виде, и тело уже не слу­жит духу. Тогда жизнь души на­чи­на­ет от­тор­гать­ся от ча­стей и ор­га­нов тела, к ко­то­рым была при­рож­де­на и в ко­то­рых до­се­ле дей­ство­ва­ла. Су­до­рож­ныя дви­же­ния и необы­чай­ныя со­тря­се­ния всего ор­га­низ­ма (т.е. всего тела) по­ка­зы­ва­ют, как уси­лен­но, как же­сто­ко это от­ре­ше­ние души от тела, а чем креп­че ор­га­низм, чем силь­нее была при­вя­зан­ность духа к телу, тем силь­нее эти со­тря­се­ния, по­то­му что тем более силы нужно духу, чтобы ото­рвать­ся от тела. Как страш­но уже это одно зре­ли­ще!

а) Но всмот­ри­тесь ближе, вы уви­ди­те, что тут не одни те­лес­ныя стра­да­ния. Тре­пе­щет душа, чув­ствуя свое неволь­ное, быст­рое при­бли­же­ние к веч­но­сти; в тре­пе­те она си­лит­ся как будто оста­но­вить­ся на этом страш­ном пути; она по­ры­ва­ет­ся как бы укло­нить­ся от тех ужа­сов, какие ее ожи­да­ют, или овла­деть собою и этими са­мы­ми ужа­са­ми, чтобы спо­кой­нее и сме­лее прой­ти. Но эти по­ры­вы, по­дав­ля­е­мые более и более при­бли­жа­ю­ще­ю­ся смер­тию, про­из­во­дят толь­ко то невы­ра­зи­мое воз­буж­де­ние и раз­дра­же­ние всех сил и чувств души, ко­то­рыя кла­дут еще более страш­ную пе­чать на лицо и на все со­сто­я­ние уми­ра­ю­ща­го. Да, в час смер­ти овла­деть собою и самим путем смерт­ным и всеми его ужа­са­ми: какая эта неизоб­ра­зи­мая за­да­ча! И мы не ду­ма­ем, чтобы та от­ча­ян­ная храб­рость, ко­то­рая, немно­го думая о жизни и смер­ти, а еще менее о веч­но­сти, смело несет­ся на встре­чу смер­ти, как на­при­мер в битве со вра­гом или в са­мо­убий­стве, верно ре­ша­ла эту за­да­чу. Эта храб­рость слепа и по­то­му так от­важ­на толь­ко до мо­мен­та самой смер­ти; а в мо­мент смер­ти душа про­зре­ва­ет. И скажи мне ты, сме­лая душа, бу­дешь ли ты также смела пред тем, что тогда уви­дишь?

б) Есть од­на­ко же кон­чи­на без ужа­сов пред­смерт­ной борь­бы: душа от­хо­дит мирно, ко­неч­но не без сму­ще­ния и те­лес­ных стра­да­ний. Это душа чи­стая, доб­рая, крот­кая. Яс­ность, са­мо­со­зна­ние, чи­сто­та и ти­хость чувств, глу­бо­кая вера и пре­дан­ность Богу, от­ли­чав­шия ее при жизни не остав­ля­ют ее и в час смер­ти; она вла­де­ет собою; внут­рен­няя свет­лость ее раз­се­ва­ет пред нею мрак и страх смерт­но­го пути и, все­це­ло вру­чая себя Богу, она с тихою по­кор­но­стию от­да­ет­ся по­след­ним вол­нам жи­тей­ско­го моря, при­би­ва­ю­щим ее к бе­ре­гам веч­но­сти.

в) А душа злая? Ви­де­ли ли вы, как она от­хо­дит из здеш­ня­го мира? Ви­де­ли ли те невы­ра­зи­мые ужасы, ка­ки­ми со­про­вож­да­ет­ся ее от­ше­ствие? Она не знала в жизни, не имеет и в час смер­ти ни са­мо­со­зна­ния, ни са­мо­об­ла­да­ния, ни по­кор­но­сти. Все чув­ства ее вол­ну­ют­ся: но эти чув­ства злы, и раз­дра­же­ние их в по­след­ния ми­ну­ты до­хо­дит до край­ней сте­пе­ни. Ея зло, осво­бож­да­ясь вме­сте с нею от по­след­них уз, ко­то­ры­ми еще сдер­жи­ва­лось сколь­ко-ни­будь в здеш­ней жизни, со всею силою под­ни­ма­ет­ся и, в виду ужа­сов смер­ти, оже­сто­ча­ет­ся до от­ча­я­ния. Душа хочет бо­роть­ся с этими ужа­са­ми; она как будто бы вы­зы­ва­ет на бой самую смерть, и силою соб­ствен­но­го зла хочет одо­леть ее; она уси­ли­ва­ет­ся овла­деть от­ле­та­ю­щей жиз­нию, но в то же время, чув­ствуя под собою раз­вер­за­ю­щу­ю­ся без­дон­ную про­пасть веч­но­го зла, неодо­ли­мо увле­ка­ет­ся в нее силою срод­ных стрем­ле­ний своей злой при­ро­ды. В борь­бе с жиз­нию и смер­тию, душа бо­рет­ся еще сама с собою; она тер­за­ет самое себя. Можно ли и ка­ки­ми сло­ва­ми вы­ра­зить весь ужас этих минут? Один внеш­ний вид этого зре­ли­ща за­став­ля­ет живых бе­жать от уми­ра­ю­щих. "Так по ис­тине смерть греш­ни­ков люта".

Б) Как бы то ни было, смерть не от­сту­па­ет, жизнь не воз­вра­ща­ет­ся, и че­ло­век уми­ра­ет; и вот ему, едва толь­ко умер­ше­му, на­чи­на­ет уже от­кры­вать­ся веч­ность; он уже под­хо­дит к ру­бе­жу ея.

а) Он за­ме­ча­ет пред­ме­ты и яв­ле­ния, неви­ди­мые для дру­гих, слы­шит необык­но­вен­ные звуки, про­зре­ва­ет то, что нам не может быть из­вест­но есте­ствен­ным по­ряд­ком. Еще несколь­ко минут и че­ло­век пе­ре­сту­па­ет в веч­ность. Как вдруг из­ме­ня­ет­ся форма его бытия, дух его видит са­мо­го себя, свое соб­ствен­ное су­ще­ство, как не видел его в теле, он видит пред­ме­ты и самые от­да­лен­ные уже не те­лес­ны­ми гла­за­ми, а непо­сред­ствен­ным ра­з­умом, и то, что пре­жде он мог по­сти­гать толь­ко ра­з­умом, те­перь он видит как бы гла­за­ми; он го­во­рит не чле­но­раз­дель­ны­ми зву­ка­ми слова, а мыс­лию, и то, что пре­жде он мог пред­став­лять себе толь­ко в мыс­лях, те­перь уже вы­ра­жа­ет как бы сло­вом: не ру­ка­ми ося­за­ет пред­ме­ты, а ощу­ще­ни­я­ми и чув­ства­ми, и пред­ме­ты самые тон­кие и пре­жде для него неуло­ви­мые и неося­за­е­мые он те­перь об­ни­ма­ет в ощу­ще­ни­ях, как бы в руках; дви­жет­ся не но­га­ми, а одною силою воли и то, к чему пре­жде он мог при­бли­жать­ся с ве­ли­ким тру­дом, мед­лен­но, через боль­шия про­стран­ства места и вре­ме­ни, те­перь он по­сти­га­ет мгно­вен­но, ни­ка­кие ве­ще­ствен­ныя пре­пят­ствия его уже не за­дер­жи­ва­ют. Те­перь и про­шед­шее ему видно, как на­сто­я­щее, и бу­ду­щее не так со­кры­то, как пре­жде, и нет уже для него раз­де­ле­ния вре­ме­ни и мест: нет ни часов, ни дней, ни годов, ни веков, нет раз­сто­я­ний ни малых, ни боль­ших, все сли­ва­ет­ся в один мо­мент - веч­ность, веч­ность ни­ко­гда не окан­чи­ва­ю­щу­ю­ся, и все­гда толь­ко еще на­чи­на­ю­щу­ю­ся; все со­еди­ня­ет­ся в одну точку зре­ния, и эта точка не под­ле­жит ни­ка­ким из­ме­ре­ни­ям.

б) Что же он видит и чув­ству­ет? Невы­ра­зи­мым ужа­сом по­ра­жа­ет его от­крыв­ша­я­ся веч­ность; ее без­пре­дель­ность по­гло­ща­ет его огра­ни­чен­ное су­ще­ство, все его мысли и чув­ства те­ря­ют­ся в ее бес­ко­неч­но­сти. Он видит пред­ме­ты, для ко­то­рых у нас нет ни об­ра­зов, ни на­зва­ния; слы­шит то, что на земле не может быть изоб­ра­же­но ни­ка­ким го­ло­сом и зву­ком; его со­зер­ца­ния и ощу­ще­ния не могут быть вы­ра­же­ны у нас ни на каком языке и ни­ка­ки­ми сло­ва­ми. Он на­хо­дит свет и мрак, но не здеш­ний; свет, перед ко­то­рым наше яркое солн­це све­ти­ло бы менее, чем свеча перед солн­цем; мрак, перед ко­то­рым наша самая тем­ная ночь была бы яснее дня. Он встре­ча­ет там и по­доб­ныя себе су­ще­ства и узна­ет в них людей также от­шед­ших из здеш­ня­го мира. Но какое из­ме­не­ние: это уже не здеш­ния лица и не зем­ныя тела; это одне души, вполне рас­крыв­ши­я­ся со всеми их внут­рен­ни­ми свой­ства­ми, ко­то­рыя и об­ле­ка­ют их со­от­вет­ствен­ны­ми себе об­ра­за­ми: по этим об­ра­зам души узна­ют друг друга, а силою чув­ства узна­ют тех, с ко­то­ры­ми сбли­жа­лись в здеш­ней жизни.

в) Потом встре­ча­ют­ся духу су­ще­ства также срод­ныя ему по есте­ству, но такия, ко­то­рых одно при­бли­же­ние дает ему чув­ство­вать неиз­ме­ри­мо выс­шую над ним силу их. Одни из них вы­хо­дят из глу­би­ны без­пре­дель­но­го мрака, и все су­ще­ство их мрак и зло; они мыс­лят, дей­ству­ют, живут одним злом; неизоб­ра­зи­мыя стра­да­ния в них самих, и от них дру­гим скорбь и ги­бель, от­ли­ча­ют их каж­дое дви­же­ние и дей­ствие. Но это еще в низ­ших об­ла­стях ду­хов­но­го мира, бли­жай­ших к миру зем­но­му. А там, далее, дух видит бес­ко­неч­ное море непо­сти­жи­ма­го света, из ко­то­ро­го вы­хо­дят дру­гия су­ще­ства еще более мо­гу­чия; их при­ро­да и жизнь - одно необъ­ят­ное добро, неизоб­ра­зи­мое со­вер­шен­ство, невы­ра­зи­мая лю­бовь; неопи­сан­ный свет на­пол­ня­ет все су­ще­ство их и со­про­вож­да­ет каж­дое дви­же­ние.

г) Итак в этом чуд­ном мире дух че­ло­ве­ка, ничем не стес­ня­е­мый, и силой своей ду­хов­ной при­ро­ды, и неодо­ли­мою силою при­тя­же­ния срод­но­го ей мира, летит, летит все далее и далее, до того места, или лучше ска­зать, до той сте­пе­ни, до какой могут до­сти­гать его ду­хов­ныя силы, и весь по­ра­зи­тель­ным для него об­ра­зом пе­ре­рож­да­ет­ся.

Тот ли это дух, ко­то­рый жил в че­ло­ве­ке на земле, дух огра­ни­чен­ный и свя­зан­ный пло­тию, едва за­мет­ный под мас­сою тела, все­це­ло ему слу­жа­щий и по­ра­бо­щен­ный, так что без тела, по-ви­ди­мо­му, и жить и раз­ви­вать­ся не мог? Тот ли это дух немощ­ный, с таким тру­дом раз­ви­вав­ший здесь и неши­ро­кие свои по­мыс­лы, и неглу­бо­кие чув­ства, и несиль­ныя стрем­ле­ния, так часто и легко па­дав­ший под бре­ме­нем чув­ствен­но­сти и всех усло­вий зем­ной жизни? Тот ли на­ко­нец это дух, в ко­то­ром и добро было боль­шею ча­стью толь­ко в се­ме­ни, и зло скры­ва­лось глу­бо­ко, так что он почти не со­зна­вал сам в себе ни того, ни дру­го­го, и так было в нем все не твер­до и пе­ре­ме­ша­но, что и добро по­беж­да­лось злом, и во зле про­гля­ды­ва­ло ино­гда добро, и не редко яв­ля­лось одно под видом дру­го­го?

д) Те­перь что с ним ста­лось? Те­перь все, и доб­рое и худое, быст­ро с неудер­жи­мою силой раз­ры­ва­ет­ся; его мысли, чув­ства, нрав­ствен­ный ха­рак­тер, стра­сти и стрем­ле­ния воли, все это раз­ви­ва­ет­ся в необъ­ят­ных раз­ме­рах; он сам их ни оста­вить, ни из­ме­нить, ни по­бе­дить не может; без­пре­дель­ность веч­но­сти увле­ка­ет и их до бес­ко­неч­но­сти; его недо­стат­ки и сла­бо­сти об­ра­ща­ют­ся в по­ло­жи­тель­ное зло: его зло де­ла­ет­ся без­ко­неч­ным, его скор­би и ду­хов­ныя бо­лез­ни об­ра­ща­ют­ся в без­пре­дель­ныя стра­да­ния. Пред­став­ля­е­те ли вы себе весь ужас та­ко­го со­сто­я­ния? Твоя душа, те­перь не доб­рая, но еще по­дав­ля­ю­щая и скры­ва­ю­щая в себе зло, там явит­ся злою до бес­ко­неч­но­сти; твое худое чув­ство, здесь еще чем-ни­будь сдер­жан­ное, если ты не ис­ко­ре­нишь его здесь, об­ра­тит­ся там в бе­шен­ство; если ты здесь вла­де­ешь собою, там ты уже ни­че­го не мо­жешь с собою сде­лать: все в тебе и с тобою пе­рей­дет туда и разо­вьет­ся в бес­ко­неч­ность. Чем ты тогда сде­ла­ешь­ся? Если ты здесь не хорош, ты там бу­дешь тем­ным, злым духом. О, тогда ты сам себя не узна­ешь, или нет, ты тогда слиш­ком хо­ро­шо узна­ешь себя и еще го­раз­до лучше, чем здесь. По­мо­щи ни­ка­кой и ни от­ку­да уже не будет, и по­не­сет тебя твое зло соб­ствен­ным своим тя­го­те­ни­ем туда, где живет веч­ное, бес­ко­неч­ное зло, в со­об­ще­ство тем­ных, злых сил. И на этом пути ты ни оста­но­вить­ся, ни воз­вра­тить­ся не мо­жешь и во веки веков ты бу­дешь стра­дать - чем? Бе­шен­ством от тво­е­го соб­ствен­но­го зла, ко­то­рое не по­даст тебе уже ни­ка­кой на­деж­ды к луч­ше­му и не даст тебе покоя в самом себе, и - от той злой среды, ко­то­рая будет силь­нее тебя, будет вечно окру­жать тебя и тер­зать тебя без конца.

е) Что же душа доб­рая, что с нею? И добро также рас­кро­ет­ся во всей пол­но­те и силе; оно будет раз­ви­вать­ся со всею сво­бо­дою, ко­то­рой здесь не имело, об­на­ру­жит все свое внут­рен­нее до­сто­ин­ство, здесь боль­шею ча­стью со­кры­тое, неузна­ва­е­мое и неоце­ня­е­мое, весь свой внут­рен­ний свет, здесь вся­че­ски за­тем­ня­е­мый, все свое бла­жен­ство, здесь не по­сти­га­е­мое и по­дав­ля­е­мое раз­но­об­раз­ны­ми скор­бя­ми жизни. И по­не­сет­ся эта душа, всей силою сво­е­го при­род­на­го, нрав­ствен­но раз­ви­та­го и доб­ро­де­тель­но вы­з­вы­шен­но­го стрем­ле­ния горе, в выс­шия об­ла­сти того мира, туда, где в бес­ко­неч­ном свете живет ис­точ­ник и пер­во­об­раз вся­ко­го добра, в со­об­ще­ство свет­лых, чи­стей­ших су­ществ и сама сде­ла­ет­ся ан­ге­лом, то есть таким же чи­стым, свет­лым, бла­жен­ным су­ще­ством. Без­пре­дель­ная лю­бовь будет со­еди­нять ее с Богом, с ан­ге­ла­ми и по­доб­ны­ми ей ду­ша­ми. Она будет уже во веки твер­да в своем добре, и ни­ка­кое зло, ни внут­рен­нее, ни внеш­нее, не может уже ко­ле­бать ее, ни из­ме­нить ее, ни по­вре­дить ее бла­жен­но­му со­сто­я­нию Но и не празд­но будет душа жить и на­сла­ждать­ся своим доб­ром и бла­жен­ством; она будет дей­ство­вать своим уже ничем не за­тем­ня­е­мым, не за­блуж­да­ю­щим, а про­свет­лен­ным умом, в со­зер­ца­нии и по­сти­же­нии таин, здесь нераз­га­дан­ных и неиз­вест­ных, таин Бога, ми­ро­зда­ния, себя самой и веч­ной жизни; будет дей­ство­вать всею силою уже ничем нестес­ня­е­мых и непо­вре­жда­е­мых чувств серд­ца, в раз­ви­тии свой новой, выс­шей жизни; будет дей­ство­вать всею кре­по­стью своих ду­хов­ных, ничем неудер­жи­мых и нераз­вле­ка­е­мых в раз­ныя сто­ро­ны, стрем­ле­ний воли, по пути ука­зан­но­му ей судом выс­шей прав­ды и любви, к целям опре­де­лен­ным в пред­веч­ных идеях цар­ствия Божия.

III. Бра­тие! будем жить и уми­рать по-хри­сти­ан­ски, чтобы бес­ко­неч­ная веч­ность не устра­ша­ла нас, а на­про­тив, чтобы она была для нас стра­ною неиз­ре­чен­но­го света и бла­жен­ства и воз­мож­но­го для че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ства раз­ви­тия, со­вер­шен­ство­ва­ния всех его сил.