Ар­хи­манд­рит Ефрем Фи­ло­фей­ский

Через несколь­ко дней после того, как я из мира при­шел к Стар­цу, отец Ар­се­ний мне ска­зал:

- При­хо­ди, малой, я научу тебя тво­рить мо­лит­ву.

Умную мо­лит­ву я тво­рить еще не умел.

Как его кел­лия могла вме­стить нас обоих? Он объ­яс­нил:

- Я буду сто­ять на полу, а ты на дос­ках ле­жа­ка. Мы по­ме­стим ум в серд­це и будем го­во­рить: "Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя!" - и по­смот­рим, что будет. Понял?
- Понял.
- Но будь вни­ма­те­лен, про­из­но­си умом, а не уста­ми. Стоя - и ты и я. Смот­ри толь­ко, не засни.
- Нет, я не усну.

Я ста­рал­ся мо­лить­ся, как мог, со­об­ра­зу­ясь с тем, что успел по­нять об умной мо­лит­ве. Про­шло со­всем немно­го вре­ме­ни, и отец Ар­се­ний меня спро­сил:

- За­ме­ча­ешь что-ни­будь? Чув­ству­ешь что-ни­будь? Ощу­ща­ешь бла­го­дать Божию?
- Нет, ба­тюш­ка.
- Уби­рай­ся вон! Жи­вот­ное! За столь­ко вре­ме­ни ты ни­че­го не за­ме­тил? У меня серд­це про­свет­ле­ло и воз­ра­до­ва­лось, а у тебя - ни­че­го? Ты что, со­всем тупой? Что ты де­ла­ешь все это время?
- Я и сам не знаю, что я делаю.
- Ладно, от­прав­ляй­ся в свою кел­лию и там читай мо­лит­ву.

Пошел я в свою кел­лию за сте­ной и начал: "Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя!" Он мне за­сту­чал в стен­ку.

- Молча, про себя! Умом своим мо­лись, ты мне ме­ша­ешь!

У меня не по­лу­ча­лось: мои мысли раз­бе­га­лись, внут­рен­няя речь не шла, ум бук­со­вал, меня борол сон. Но дви­гать­ся, чтобы не уснуть, мне в моей кел­лии было негде. Я бо­ял­ся, что, за­снув, упаду и уда­рюсь. Чтобы не спать, я начал шеп­тать: "Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя!" У отца Ар­се­ния был хо­ро­ший слух до самой его смер­ти в де­вя­но­сто семь лет. Он слы­шал чутко, как мла­де­нец. Он меня услы­шал и - тук-тук! - по­сту­чал в стену моей кел­лии. Я понял, что он меня зовет, и пошел к нему.

- По­че­му ты раз­го­ва­ри­ва­ешь?

О Боже мой! Сми­луй­ся!

- Про­сти, ба­тюш­ка.

Я вер­нул­ся и про­дол­жил мо­лить­ся. Мой ум не ше­ве­лил­ся, мо­лит­ва не шла, меня одо­ле­вал сон, и я вы­нуж­ден был очень тихо шеп­тать. Но отец Ар­се­ний вновь меня услы­шал! И опять за­сту­чал: тук-тук!

- Я же тебе объ­яс­нил! Умом!

Я рас­ска­зал обо всем Стар­цу. Он от­ве­тил:

- Ладно, шепчи ее. Ни­че­го, под­рас­тешь. Твори мо­лит­ву во­семь часов. Мы мо­лим­ся по де­сять-две­на­дцать. Ты - еще мо­ло­день­кий же­ре­бе­нок. Мы пока не осед­ла­ли тебя. Когда по­ло­жим на тебя седло, тогда и ты бу­дешь мо­лить­ся де­сять-две­на­дцать часов.

В самом на­ча­ле у меня были и дру­гие труд­но­сти. Я не мог про­из­но­сить Имя Хри­сто­во. Мне ка­за­лось, что мой ум бук­су­ет, внут­рен­няя речь никак не дви­га­лась. Даже слово "Гос­по­ди" я не мог ска­зать. Что же это было? Ста­рец мне ска­зал:

- Не огор­чай­ся, ва­ву­лис. Будь на­стой­чи­вым. Это скор­лу­па. Стучи - и рас­ко­лет­ся. Когда скор­лу­па рас­ко­лет­ся - гм, тогда!.. Это как семя, ле­жа­щее в земле. Когда оно на­чи­на­ет про­рас­тать, его ро­сток про­би­ва­ет­ся через за­сох­шую корку земли - оп! оно про­би­лось и, про­дол­жая расти, вы­рас­та­ет. Так и когда от­сту­пит фронт врага - оп! ты нач­нешь на­ступ­ле­ние и бу­дешь ра­до­вать­ся, за­во­е­вы­вая то одно, то дру­гое раз­ные места. Ты бу­дешь это ви­деть, бу­дешь ра­до­вать­ся, и у тебя будет расти ап­пе­тит для боль­ше­го. И так далее.

И слово ста­но­ви­лось делом. Мо­лит­ва­ми Стар­ца мы со­вер­ша­ли свою мо­лит­ву. Бы­ва­ло, мы три, че­ты­ре, пять часов со­вер­ша­ли умную мо­лит­ву, со скло­нен­ной го­ло­вой, с умом, пре­бы­ва­ю­щим в ду­хов­ном серд­це, в ды­ха­нии Бо­жи­ем. Ино­гда я под­ни­мал го­ло­ву, чтобы глот­нуть воз­ду­ха, но меня тя­ну­ло об­рат­но внутрь. По­че­му меня тя­ну­ло внутрь? Душа, вку­сив, го­во­ри­ла: "Не ищи ни­че­го дру­го­го. Вот оно, со­кро­ви­ще. Сту­чись!" Ах! Это было со­кро­ви­ще! Во­ис­ти­ну!

Когда какой-ни­будь брат при­со­еди­нял­ся к нашей об­щине, пер­вым на­став­ле­ни­ем Стар­ца было тре­бо­ва­ние по­нуж­дать себя к мол­ча­нию и Иису­со­вой мо­лит­ве.

- Дитя мое, Иису­со­ва мо­лит­ва! Я хочу слы­шать, как ты го­во­ришь Иису­со­ву мо­лит­ву.

Муд­рый учи­тель знал, что если но­во­на­чаль­ный будет хра­нить мол­ча­ние и тво­рить мо­лит­ву, то этим он за­ло­жит креп­кий фун­да­мент, и это ста­нет хо­ро­шим зна­ком для его бу­ду­ще­го. Ста­рец непре­стан­но го­во­рил нам об этом и на­блю­дал, чтобы мы по­сто­ян­но пре­бы­ва­ли в мол­ча­нии с мо­лит­вой. Даль­ней­шая жизнь пол­но­стью под­твер­жда­ла, что тот брат, ко­то­рый по­нуж­дал себя глав­ным об­ра­зом к этим двум вещам - мол­ча­нию и мо­лит­ве, дей­стви­тель­но по­ла­гал доб­рое на­ча­ло и за­кла­ды­вал фун­да­мент сво­е­го ду­хов­но­го жи­ли­ща. Это было не про­сто тео­ри­ей Стар­ца, мы ви­де­ли, как это ис­пол­ня­ет­ся на деле.

Имен­но по­это­му он и го­во­рил нам:

- Я от вас ни­че­го не хочу. Я буду го­то­вить, буду вам слу­жить. Мне нужно толь­ко одно: чтобы вы день и ночь мо­ли­лись, ка­я­лись и пре­жде всего пла­ка­ли. Не хочу ни­че­го дру­го­го, толь­ко по­нуж­дай­те себя к мо­лит­ве и сле­зам день и ночь.

В самом на­ча­ле нашей мо­на­ше­ской жизни Ста­рец ска­зал: "Чада, когда мы при­хо­дим из мира, наш ум очень занят тем, чем мы жили в миру. Наше во­об­ра­же­ние на­пол­не­но об­ра­за­ми, стра­стя­ми, впе­чат­ле­ни­я­ми, мыс­ля­ми, а вме­сте с этим мы тащим с собой и тонны гор­до­сти. Весь этот мир стра­стей имеет и со­от­вет­ству­ю­щие стра­стям по­мыс­лы и пред­став­ле­ния. Если мы по­ста­ра­ем­ся ото­рвать и уда­лить ум от всего этого ради мо­лит­вы, у нас ни­че­го не по­лу­чит­ся. По­че­му? По­то­му что ду­шев­но мы слабы, но силь­ны в страст­ных меч­та­ни­ях. И по­сколь­ку мы не можем дер­жать мо­лит­ву умно, тогда, со­глас­но отцам Церк­ви, пре­да­нию наших Стар­цев, со­глас­но свя­щен­но­му ас­ке­ти­че­ско­му пре­да­нию, мы долж­ны ста­рать­ся мо­лить­ся устно, чтобы зву­ча­ни­ем мо­лит­вы ото­рвать ум от меч­та­ний. Мало-по­ма­лу мо­лит­ва усла­дит ум и ото­рвет от мир­ской пищи и вра­ще­ния в мир­ском, затем по­сте­пен­но за­тво­рит его внут­ри са­мо­го себя вме­сте с непре­стан­ной мо­лит­вой. По­это­му пре­кра­тим празд­но­сло­вие, чтобы все свое время за­нять мо­лит­вой. Ведь ум бро­дит по всему остав­лен­но­му нами миру. И если мы не за­ло­жим этот фун­да­мент - непре­стан­ную уст­ную мо­лит­ву, то невоз­мож­ней­шим из невоз­мож­но­го будет для нас по­ло­жить доб­рое на­ча­ло на­ше­му ду­хов­но­му и мо­на­ше­ско­му пре­успе­я­нию".

И дей­стви­тель­но, все это мы видим в жизни. Никто не может под­верг­нуть со­мне­нию и оспо­рить эти слова. Если же кто и за­хо­чет, то столк­нет­ся со ска­лой опыта, и так об­на­ру­жит­ся, что у него са­мо­го нет ни­ка­ко­го опыта мо­на­ше­ской жизни.

Ста­рец также на­став­лял нас: "Едва вы от­кро­е­те глаза, тот­час при­ни­май­тесь за Иису­со­ву мо­лит­ву. Не поз­во­ляй­те уму на­чать ду­мать обо всем под­ряд и лишь через неко­то­рое время вспом­нить, что надо тво­рить мо­лит­ву. Если вы так себя ста­не­те по­нуж­дать, то и Бог вам по­мо­жет. Это ста­нет для вас свя­тым на­вы­ком - чтобы мо­лит­ва, едва вы от­кро­е­те глаза, была у вас весь день на пер­вом месте. После этого вы бу­де­те тру­дить­ся и при этом го­во­рить мо­лит­ву. Тогда будут освя­щать­ся и бла­го­слов­лять­ся труд, уста, язык, серд­це, место, время, а пре­жде всего - че­ло­век, ко­то­рый про­из­но­сит Имя Божие. И в даль­ней­шем, во­ору­жен­ный мо­лит­вой, неко­ей Бо­же­ствен­ной силой, он ста­нет неуяз­ви­мым для бесов, по­сколь­ку их по­па­ля­ет и про­го­ня­ет Иису­со­ва мо­лит­ва".

Так, со­глас­но на­став­ле­ни­ям Стар­ца, мы и на­чи­на­ли. Там была пу­сты­ня, ни­ко­го рядом не было, и мы гром­ко чи­та­ли Иису­со­ву мо­лит­ву. Лишь толь­ко мы от­кры­ва­ли глаза - давай, давай! Мы ис­пол­ня­ли по­слу­ша­ния, хо­ди­ли с по­ру­че­ни­я­ми, тас­ка­ли туда-сюда грузы - мо­лит­ва "Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя!" тво­ри­лась непре­стан­но.

И в самом деле, поль­за была огром­ной. В душе была такая ра­дость, такое уми­ле­ние, было столь­ко слез, что не пе­ре­дать. Часто от уст­ной Иису­со­вой мо­лит­вы при­хо­ди­ла такая бла­го­дать, что мы чув­ство­ва­ли в себе оби­лие Бо­же­ствен­ной любви, силь­ное вос­хи­ще­ние ума. И во время по­слу­ша­ний ум каким-то уди­ви­тель­ным об­ра­зом пре­бы­вал не про­сто в мо­лит­ве, но в со­зер­ца­нии Бога, в со­зер­ца­нии - ощу­ти­тель­ном - иного мира.

То же про­ис­хо­ди­ло со мной, когда я тол­кал в спину Стар­ца, чтобы по­мочь ему до­брать­ся ночью до церк­ви. Из-за своей бо­лез­ни, во­дян­ки, он не мог ка­раб­кать­ся по кру­тым гор­ным тро­пин­кам. На спус­ке мы его под­дер­жи­ва­ли, а на подъ­еме - тол­ка­ли. Часто бы­ва­ло, что я под­тал­ки­вал Стар­ца сзади и при этом слов­но не был рядом с ним. Ко­неч­но, все это со­вер­ша­лось по его мо­лит­ве. Ум мой был в дру­гом месте. Он об­хо­дил до­зо­ром гор­нее, а потом я вновь при­хо­дил в себя и чув­ство­вал, что на­хо­жусь со Стар­цем и отцом Ар­се­ни­ем. А затем вновь усколь­зал. Раз­мыш­ляя, я го­во­рил себе: "Так вот ка­ко­ва ду­хов­ная жизнь! Как ве­ли­че­ствен­но мо­на­ше­ство! Что оно де­ла­ет с че­ло­ве­ком, как его пре­об­ра­жа­ет и из­ме­ня­ет! Сколь лег­ким и ду­хов­ным ста­но­вит­ся ум, как он пре­одо­ле­ва­ет труд­но­сти и до­сти­га­ет тех пре­де­лов, о ко­то­рых уже ни­че­го не может пе­ре­дать сло­ва­ми!"

Какую бы ра­бо­ту мы ни де­ла­ли, Ста­рец взы­вал к нам: "Го­во­ри­те, чада, мо­лит­ву. Го­во­ри­те ее гром­ко!" Есте­ствен­но, это зна­чи­ло не орать, но сдер­жан­но, крот­ко про­из­но­сить Иису­со­ву мо­лит­ву вслух. Ино­гда мы го­во­ри­ли ее и ше­по­том, чтобы не было шума, чтобы силь­но не бес­по­ко­ить ближ­не­го, не бес­по­ко­ить брата. Но со­всем мы ее ни­ко­гда не пре­кра­ща­ли.

О нас го­во­ри­ли, что мы в пре­ле­сти, нас на­зы­ва­ли тще­слав­ны­ми из-за того, что мы го­во­ри­ли Иису­со­ву мо­лит­ву гром­ко. Но мы де­ла­ли так не для того, чтобы нас слы­ша­ли дру­гие и по­хва­ли­ли за это, не для того, чтобы по­ка­зать себя мо­лит­вен­ни­ка­ми. Про­сто это был метод, спо­соб по­движ­ни­че­ства, при­но­сив­ший боль­шие ре­зуль­та­ты.

Во-пер­вых, от Имени Хри­сто­ва освя­ща­ет­ся воз­дух и ску­лят бесы.

Во-вто­рых, когда кто-ни­будь мо­лит­ся таким об­ра­зом, дру­го­му нелег­ко будет по­дой­ти к нему, чтобы по­празд­но­сло­вить. Он за­ду­ма­ет­ся, хо­ро­шо ли сей­час пре­рвать мо­лит­ву и на­чать го­во­рить о том о сем? И пой­мет, что мо­ля­щий­ся не уде­лит ему вни­ма­ния.

В-тре­тьих, пре­кра­ща­ет­ся празд­но­сло­вие ума. Ведь даже если ум и от­вле­чет­ся, очень скоро зву­ча­ние мо­лит­вы при­вле­чет его назад.

В-чет­вер­тых, тот брат, ко­то­рый меч­та­ет или празд­но­сло­вит, может опом­нить­ся и ска­зать себе: "Вот, этот че­ло­век мо­лит­ся, а я что делаю?"

Та­ко­вы плоды уст­но­го при­зы­ва­ния Имени Божия, если, ко­неч­но, мы не на­ру­ша­ем ти­ши­ну и покой, про­из­но­сим мо­лит­ву спо­кой­но, негром­ко. Имя Хри­сто­во слы­шит­ся, как гу­де­ние пчел, когда они вы­ле­та­ют и за­ле­та­ют в улей и де­ла­ют мед, столь нуж­ный и по­лез­ный. Так и у нас, когда мы, слов­но иные, ду­хов­ные, пчелы, го­во­рим в голос Имя Хри­сто­во, по­лу­ча­ет­ся как бы мед, столь по­лез­ный ду­хов­но.

А затем из уст­но­го при­зы­ва­ния Иису­со­ва мо­лит­ва ста­но­вит­ся внут­рен­ней. Уму от­кры­ва­ет­ся путь внутрь, так что после этого че­ло­век тво­рит мо­лит­ву, не при­ла­гая уси­лий. Он про­сы­па­ет­ся - и сразу Иису­со­ва мо­лит­ва на­чи­на­ет­ся сама собой! Вна­ча­ле при­хо­дит­ся при­кла­ды­вать ста­ра­ние, чтобы го­во­рить ее. А когда он про­дви­нет­ся по этому пути, когда буль­до­зе­ром уст­но­го при­зы­ва­ния про­ло­жит для ума эту до­ро­гу, тогда он сво­бод­но едет по ней на своем ав­то­мо­биль­чи­ке - уме. И мо­лит­ва на­чи­на­ет сво­бод­но про­из­но­сить­ся умом. А если че­ло­век про­дви­га­ет­ся глуб­же и успеш­ней, что свой­ствен­но ве­ли­ким отцам-ис­их­астам, то в серд­це его от­кры­ва­ет­ся уже не обыч­ная до­ро­га, а про­спект. Когда един­ствен­ной за­бо­той серд­ца яв­ля­ет­ся Имя Хри­сто­во, тогда со­вер­ша­ет­ся ве­ли­кий празд­ник, на ко­то­ром бы­ва­ет боль­шая тор­гов­ля, с огром­ной вы­го­дой, с боль­ши­ми ду­хов­ны­ми при­об­ре­те­ни­я­ми. Че­ло­век ста­но­вит­ся бо­га­чом. Но на­чи­на­ет он как мел­кий тор­го­вец. По­это­му-то и необ­хо­ди­мо уст­ное при­зы­ва­ние.

Итак, мы не об­ра­ща­ли вни­ма­ния на то, что нас не по­ни­ма­ли дру­гие, и про­дви­га­лись по на­ше­му пути. Если бы мы не при­ла­га­ли усер­дия к уст­ной Иису­со­вой мо­лит­ве и не со­блю­да­ли мол­ча­ния, наш ум бро­дил бы по всем пе­ре­ул­кам и при­но­сил бы вся­кий мусор. Если бы мы не нашли этого ве­ли­ко­го Стар­ца, то чи­та­ли бы толь­ко служ­бы. Так один бес­но­ва­тый, как-то раз придя к нам, кри­чал: "Сту­пай на ве­чер­ню, брось четки!" Сам бес про­го­во­рил­ся, какой силь­ной может быть наша бе­се­да с Богом. По­это­му ис­их­аст­ская жизнь, то есть четки с по­кло­на­ми, с Иису­со­вой мо­лит­вой, на­мно­го выше, чем цер­ков­ное псал­мо­пе­ние. Цер­ков­ная служ­ба, с тро­па­ря­ми и всем осталь­ным, хо­ро­ша, но с Иису­со­вой мо­лит­вой не со­по­ста­ви­ма. По­это­му мы и ло­жи­лись рано спать и про­сы­па­лись на за­ка­те солн­ца, чтобы всю ночь по­свя­тить Иису­со­вой мо­лит­ве.

Я, по­сколь­ку обыч­но рядом со мной ни­ко­го не было, го­во­рил мо­лит­ву в голос. И го­во­рил непре­стан­но, так что у меня бо­ле­ло горло. Я ска­зал Стар­цу:

- Стар­че, от мо­лит­вы у меня болит рот и язык, опух­ло горло. Я не могу вздох­нуть: у меня болит серд­це. У меня в горле как будто рана, скоро будет язва.
- Пусть будет. С тобой ни­че­го не слу­чит­ся. Тер­пе­ние! Мо­лит­ву не пре­кра­щай! Го­во­ри ее. Пусть болит! Боль при­не­сет ду­хов­ное на­сла­жде­ние. Если не будет боли, плода мо­лит­вы ты не уви­дишь. Эта мо­лит­ва тебя спа­сет. Она тебе по­мо­жет. Она тебя уте­шит. Она тебя на­учит. Она ста­нет для тебя све­том. Взы­вай и вос­кли­цай! Утвер­ди ум, разум не на внеш­нем, а на внут­рен­нем. Не слова и тео­рии, про­по­ве­ди и мно­гие хло­по­ты, но трез­ве­ние и мо­лит­ва со сми­ре­ни­ем. В этом суть, таков свя­то­оте­че­ский путь, та­ко­вы за­по­ведь и на­став­ле­ние наших дедов. Ис­пы­тай это на деле. Ибо если у тебя не будет прак­ти­ки, как ты бу­дешь го­во­рить о тео­рии?
- Буди бла­го­сло­вен­но. Но при вдохе и вы­до­хе у меня болит серд­це.
- Ни­че­го с ним не слу­чит­ся!

Когда я го­во­рил Иису­со­ву мо­лит­ву и ста­рал­ся ис­клю­чить вся­кую мысль и вся­кий образ, чтобы во мне гос­под­ство­ва­ла лишь эта мо­лит­ва, при­хо­ди­ло ис­ку­ше­ние. По­мысл мне го­во­рил: "Ты сей­час лоп­нешь от на­ту­ги". Я от­ве­чал: "Пусть я лопну, пусть я на ку­соч­ки разо­рвусь. Но бить­ся будем здесь. Это как два­жды два че­ты­ре".

Пер­вым в Иису­со­вой мо­лит­ве был Ста­рец. Целый день он нам на­по­ми­нал: "Дер­жи­те мо­лит­ву! Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя! Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя! Эта мо­лит­ва вас спа­сет. Имя Хри­сто­во вас про­све­тит, вам по­мо­жет, вос­пол­нит все, чего вам недо­ста­ет, вас воз­рас­тит, ста­нет для вас всем. Если вы не го­во­ри­те эту мо­лит­ву, это озна­ча­ет, что вы не по­ло­жи­ли доб­ро­го на­ча­ла".

Все учи­тель­ство Стар­ца со­сто­я­ло в том, что он нас по­буж­дал, под­тал­ки­вал, на­став­лял, на­по­ми­нал и сле­дил за тем, чтобы мы пом­ни­ли Бога по­сред­ством мо­лит­вы, ум­но­го де­ла­ния, и по­сред­ством ис­их­аст­ско­го ме­то­да бо­ро­лись со злом. Обу­чая нас обя­зан­но­стям мо­на­ха, он при­да­вал боль­шое зна­че­ние этому прак­ти­че­ско­му ме­то­ду умной мо­лит­вы.

По­сколь­ку его соб­ствен­ная жизнь была сплош­ным по­нуж­де­ни­ем себя к мо­лит­ве, он на­ста­и­вал на том, чтобы и мы по­нуж­да­ли себя, сколь­ко можем. И все это ради того, чтобы глу­бо­ко утвер­дить в уме и серд­це Имя Гос­подне, ко­то­рое есть кра­е­уголь­ный ка­мень всего ду­хов­но­го стро­е­ния. Ста­рец мне го­во­рил: "Если ты возь­мешь себе по­слуш­ни­ка, не учи его ни­че­му, кроме мо­лит­вы. Мо­лит­ва даст ему и бла­го­го­ве­ние, и устрем­лен­ность к Богу, и вни­ма­ние, и ис­по­ведь, и го­тов­ность к по­слу­ша­нию - все это ему да­ру­ет мо­лит­ва".

Вся наука Стар­ца со­сто­я­ла в том, чтобы мы вды­ха­ли и вы­ды­ха­ли Имя Хри­сто­во. Чтобы на нашем бде­нии мы ча­са­ми си­де­ли, низ­во­ди­ли ум в серд­це и ды­ша­ли мо­лит­вой "Гос­по­ди Иису­се Хри­сте, по­ми­луй мя!"

Не знаю, есть ли сей­час такие люди (их, на­вер­ное, можно пе­ре­счи­тать по паль­цам), ко­то­рые и сами так тру­дят­ся, и дру­гих учат этой бо­го­про­све­щен­ной, спа­си­тель­ной науке, дей­стви­тель­но об­нов­ля­ю­щей, вос­со­зда­ю­щей и ис­це­ля­ю­щей душу мо­ля­ще­го­ся. Душа че­ло­ве­ка, и осо­бен­но мо­на­ха, оста­ет­ся боль­ной, если эта наука ему из­вест­на, но не при­ме­ня­ет­ся на деле.

Бы­ва­ло, что, когда я мо­лил­ся, ум не встре­чал аб­со­лют­но ни­ка­ко­го пре­пят­ствия и, как пуля, с нево­об­ра­зи­мой и непо­сти­жи­мой ско­ро­стью летел ввысь и при­ка­сал­ся к тому, что пре­вос­хо­дит ве­ще­ствен­ную при­ро­ду. А ино­гда я чув­ство­вал, как мо­лит­ва не может под­нять­ся выше по­тол­ка. Недо­уме­вая об этом, я спро­сил Стар­ца:

- Стар­че, ино­гда бы­ва­ет, что у меня не по­лу­ча­ет­ся мо­лить­ся, мой ум не может под­нять­ся выше крыши кел­лии. По­че­му так? По­че­му я чув­ствую это пре­пят­ствие?
- Это бесы, дитя мое, ко­то­рые неви­ди­мо на­хо­дят­ся рядом. Это они пре­пят­ству­ют тебе по по­пу­ще­нию, по до­мо­стро­и­тель­ству Божию, ради науки, ко­то­рой, воз­мож­но, тебя обу­ча­ет Бог для твоей опыт­но­сти.

И еще он мне го­во­рил:

- Дитя мое, по­смот­ри, как по­сту­па­ет моряк. Когда дует ве­те­рок, он без труда идет впе­ред под па­ру­са­ми. Од­на­ко если слу­чит­ся без­вет­рие, штиль, он бе­рет­ся за весла. И тогда он тру­дит­ся, по­те­ет, но все же про­дви­га­ет­ся впе­ред. Так и мы. Когда при­хо­дит бла­го­дать Божия, тогда Иису­со­ва мо­лит­ва го­во­рит­ся сама собой. Од­на­ко когда, по до­мо­стро­и­тель­ству Божию, бла­го­дать уда­лит­ся, мы долж­ны взять­ся за весла, под­ви­зать­ся, по­ка­зать наше про­из­во­ле­ние.

Ста­рец был очень строг. Он хотел сде­лать своих по­слуш­ни­ков до­стой­ны­ми мо­на­ше­ско­го зва­ния. И по­это­му го­во­рил мне: "Дитя мое, дело не в том, чтобы уйти из мира и где-ни­будь по­стричь­ся, на­деть рясу, при­нять схиму и тем самым как бы стать мо­на­хом. Нет, дело не в этом. Мо­на­хом будет тот, кто уйдет из мира, най­дет на­став­ни­ка, оста­нет­ся жить с ним, храня ему вер­ность, и по­чув­ству­ет мо­лит­ву. Если он не по­чув­ство­вал мо­лит­вы, если он не имеет ее внут­ри себя, если он не при­об­рел непре­стан­ной мо­лит­вы, то он не монах. Если он не мо­лит­ся по­сто­ян­но или не ста­ра­ет­ся хотя бы при­бли­зить­ся к этому, то нель­зя и по­ду­мать, что это монах, мо­на­хом он не стал. Внешне - стал, а внут­ренне - нет.

Че­ло­век двояк: он со­сто­ит из внеш­не­го и внут­рен­не­го, тела и души. Он оде­ва­ет­ся и сна­ру­жи и внут­ри. И об­на­жа­ет­ся сна­ру­жи и внут­ри. И пи­та­ет­ся ве­ще­ствен­ной пищей и ду­хов­ной. Если че­ло­век не из­ме­нит­ся внут­ренне, то на­руж­ность - это ничто. Не очи­щай­те на­руж­ность чаши, остав­ляя ее внут­ри немы­той. Вымой чашу из­нут­ри - и сна­ру­жи она будет чи­стой. Вымой себя внут­ри, на­ве­ди по­ря­док внут­ри себя, в по­мыс­лах и во всем осталь­ном - и уви­дишь, что и внеш­ние твои дей­ствия будут пра­виль­ны­ми".

Так слово Стар­ца укреп­ля­ло нас в по­дви­ге мо­лит­вы.

Он нам также го­во­рил: "Когда че­ло­век ста­нет усерд­но за­ни­мать­ся мо­лит­вой и немно­го пре­успе­ет в ней, по­на­ча­лу при­зы­вая Имя Иису­со­во вслух, тогда ум нач­нет по­сте­пен­но из­бав­лять­ся от па­ре­ния, от рас­се­я­ния во все сто­ро­ны. Ибо от уст­но­го при­зы­ва­ния он уже по­чув­ству­ет сла­дость мо­лит­вы. Ум в этом со­сто­я­нии на­чи­на­ет овла­де­вать Име­нем Хри­сто­вым. На­сколь­ко умень­ша­ет­ся па­ре­ние, на­столь­ко мо­лит­ва де­ла­ет­ся до­сто­я­ни­ем ума. А когда ум при­об­ре­тет всю мо­лит­ву, тогда на­чи­на­ет от­кры­вать­ся серд­це и при­ни­мать низ­во­ди­мую в него мо­лит­ву. Спу­стя годы, после все­объ­ем­лю­ще­го по­нуж­де­ния себя, то есть по­нуж­де­ния всего себя на все по­дви­ги ас­ке­зы, серд­це при­ни­ма­ет все­це­лую мо­лит­ву и за­ни­ма­ет­ся ею непре­стан­но. Тогда воз­ни­ка­ет осо­бое сер­деч­ное со­сто­я­ние: серд­це по-цар­ски овла­де­ва­ет мо­лит­вой и вла­ды­че­ству­ет над стра­стя­ми. Гос­под­ству­ет некий мир и под­чи­не­ние всего прав­ле­нию Хри­сто­ву, Ко­то­рый цар­ству­ет по­сред­ством Сво­е­го Бо­же­ствен­но­го Имени".

Со­глас­но пра­ви­лу свя­тых отцов и на­ше­го Стар­ца, мо­лит­ва была глав­ной за­бо­той бра­тии. И Ста­рец, и все бра­тья ста­ра­лись тво­рить мо­лит­ву непре­стан­но. За­ня­тие умной мо­лит­вой было дол­гом по­слу­ша­ния. Мо­лит­ва была аван­гар­дом, ору­жи­ем, щитом, была фун­да­мен­том, за­ло­гом того, что про­дол­же­ние вос­по­сле­ду­ет. То есть в бу­ду­щем долж­на была укре­пить бра­тию сво­и­ми пло­да­ми. Иису­со­ва мо­лит­ва была для нас пер­во­сте­пен­ной доб­ро­де­те­лью и целью жизни.

Как-то Ста­рец ска­зал од­но­му из бра­тьев нашей об­щи­ны:

- Го­во­ри, дитя мое, мо­лит­ву. Я не слышу, чтобы ты ее го­во­рил.
- Ну, Стар­че, неуже­ли те­перь, после столь­ких лет мо­на­ше­ской жизни, я буду го­во­рить ее вслух? Мне стыд­но.
- Сты­дишь­ся, что ты, бу­дучи мо­на­хом столь­ко лет, бу­дешь го­во­рить мо­лит­ву вслух? То есть что ты как бы опу­стишь­ся на сту­пень­ку ниже в ду­хов­ном смыс­ле? По­то­му что мо­лит­ва вслух тебе ка­жет­ся спо­со­бом для но­во­на­чаль­ных, а ты счи­та­ешь себя про­дви­ну­тым? Позор тебе! Это тще­сла­вие и гор­дость! Стыд­но долж­но быть тогда, когда мы не го­во­рим мо­лит­ву, когда ум наш блуж­да­ет там и сям, когда рот наш со­всем не за­кры­ва­ет­ся от раз­го­во­ров. Разве не это стыд­но? Вот что стыд­но! И в гла­зах Бога, и в гла­зах людей.

Некий брат тво­рил Иису­со­ву мо­лит­ву непре­стан­но. Его ум и серд­це же­ла­ли из­ве­ще­ния о при­ро­де всего су­ще­го и о сла­до­сти рая. И хотя бла­го­дать Свя­то­го Духа бы­ва­ла с ним по вре­ме­нам, од­на­ж­ды она по­се­ти­ла его осо­бым об­ра­зом. В один из дней, после дол­го­го уст­но­го при­зы­ва­ния Имени Хри­сто­ва, вне­зап­но он при­шел в вос­хи­ще­ние и, когда вско­ре упразд­ни­лись его те­лес­ные чув­ства, он осо­знал, про­чув­ство­вал язык, ко­то­рым тво­ре­ние сла­во­сло­ви­ло Твор­ца. Глаза этого брата, как ду­шев­ные, так и те­лес­ные, от­кры­лись на­столь­ко, что он стал ви­деть все со­вер­шен­но иначе. Но как имен­но, этот че­ло­век объ­яс­нить не мог даже са­мо­му себе и не мог это опи­сать хотя бы в ма­лей­шей сте­пе­ни. Все, что он видел и слы­шал, было каким-то стран­ным, свя­зан­ным со сверхъ­есте­ствен­ным. По­ю­щие птич­ки, рас­пу­стив­ши­е­ся цветы, цве­ту­щие и бла­го­уха­ю­щие де­ре­вья, солн­це, си­я­ю­щий день - все они го­во­ри­ли о Славе Бо­жи­ей. Брат видел это, как если бы видел рай. Со­вер­ши­лось от­кро­ве­ние, некое при­от­кры­тие, яв­ле­ние неко­е­го та­ин­ства, ко­то­рое столь со­кры­то от нас, что мы не видим обыч­ны­ми гла­за­ми этих ду­хов­ных ре­аль­но­стей. Вся­кое ды­ха­ние да хва­лит Гос­по­да! (Пс. 150:6) Как жи­вот­ное цар­ство, так и рас­ти­тель­ное го­во­ри­ли о славе, о ве­ли­чии, о кра­со­те и ве­ли­ко­ле­пии Бога. Брат удив­лял­ся, изум­лял­ся, но не мог го­во­рить. Глаза ис­то­ча­ли слезы - не из-за гре­хов, а из-за кра­со­ты Бо­жи­ей. Как могло серд­це вы­не­сти это от­кро­ве­ние пре­крас­но­сти Бо­жи­ей?! Но ведь и для Адама весь рай был неким со­зер­ца­ни­ем, одним из со­зер­ца­ний Бога. Ра­до­вал­ся его дух и ве­се­лил­ся, когда он вни­кал во вся­кое со­зда­ние и слы­шал его голос, вос­пе­ва­ю­щий Бога.

По­доб­ное слу­чи­лось од­на­ж­ды и со свя­тым Нек­та­ри­ем Пен­та­поль­ским. Когда он пре­бы­вал в своем мо­на­сты­ре на ост­ро­ве Эгина, мо­на­хи­ни по­про­си­ли его ис­тол­ко­вать, что зна­чит стих "Вся­кое ды­ха­ние да хва­лит Гос­по­да". Он от­ве­тил: "Я вам объ­яс­ню, по­до­жди­те". И од­на­ж­ды ночью, когда они со­вер­ша­ли бде­ние во дворе и свя­той чуть-чуть ото­шел от них, чтобы са­мо­му тво­рить мо­лит­ву, мо­на­хи­ни на какое-то мгно­ве­ние сверхъ­есте­ствен­ным об­ра­зом, так что не могли этого объ­яс­нить, услы­ша­ли, по­чув­ство­ва­ли, ощу­ти­ли все тво­ре­ние ро­ко­чу­щим в еди­ном ды­ха­нии еди­ным гла­сом. Толь­ко тогда они по­ня­ли, как ис­тол­ко­вы­ва­ют­ся слова "Вся­кое ды­ха­ние да хва­лит Гос­по­да". Все тво­ре­ние еди­ным ды­ха­ни­ем хва­ли­ло Гос­по­да, Твор­ца и Со­зда­те­ля сво­е­го!

Ста­рец учил нас Иису­со­вой мо­лит­ве и го­во­рил: "Без Иису­со­вой мо­лит­вы, без трез­ве­ния, без усер­дия, без по­ряд­ка, без та­ко­го свя­щен­но­го от­но­ше­ния к по­ряд­ку, какое у нас есть к Еван­ге­лию, мы не смо­жем при­об­ре­сти ни­че­го из того со­кро­ви­ща, о ко­то­ром го­во­рят отцы-ис­их­а­сты".